Опрос на тему "Машиноместа"

Смотреть статистику по этому опросу

Дом Н.И. Попова, где в сентябре – октябре 1812 г. жил в ссылке М.М. Сперанский

Двухэтажное кирпичное оштукатуренное здание на углу улиц Орджоникидзе и 25 Октября, № 15/1 построено в конце XVIII века бывшим пермским городским головой Петром Абрамовичем Поповым(1790-1793). Здание известно тем, что осенью 1812 г., здесь в ссылке жил Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839 гг.) - государственный и политический деятель начала XIX века, соратник императора Александра I.

_{Сперанский Михаил Михайлович (1(12).01.1777 г., с. Черкутино ныне Владимирской обл. - 11(23).02.1839 г., С-Петербург) - родился в семье священника, в 1791 г. окончил в С-Петербурге Александро-Невскую семинарию. С 1797 г. состоял на государственной службе. В 1803-1807 гг. Сперанский, будучи директором Департамента МВД, составил проект реформы административной и судебной власти «Записка об устройстве судебных и правительственных учреждений в России». С 1807 г. Сперанский статс-секретарь императора Александра I, с 1808 г. - член Комиссии составления законов, тов. министра юстиции. В 1809 г. по поручению Александра I подготовил проект государственных преобразований «Введение к уложению государственных законов», в котором рекомендовал для предотвращения возможных революционных потрясений в России придать самодержавию внешние формы конституционной монархии (выборность части чиновников, новые начала организации суда, государственного контроля, разделение властей и проч.). По проекту Сперанского политические права получали только дворянство и «среднее состояние» (купцы, мещане, государственные крестьяне), которые выбирали законодательную Государственную думу и распорядительные окружные и губернские думы, а также судебные органы. «Народу рабочему» (крепостные крестьяне, рабочие, домашние слуги) давались ограниченные гражданские права при сохранении крепостного права. Сперанский считал, что крепостное право в России отменится постепенно, под воздействием развития промышленности, торговли и просвещения. По инициативе Сперанского в 1809 г. был издан указ, требовавший от чиновников определенного уровня образования. Практически Сперанскому удалось провести некоторые административные мероприятия, крупнейшим из которых было учреждение Государственного совета (1810 г.). Деятельность Сперанского вызвало недовольство консервативного дворянства, которое третировало его как выскочку, обвиняло в государственной измене и под этим предлогом добилось отстранения его от всех занимаемых постов. В 1812 г. Сперанский был сослан в Нижний Новгород, с 23 сентября 1812 г. - в Пермь, где он находился под административным надзором вплоть до 19 сентября 1814 г.}

_{В 1816 г. Сперанский был назначен пензенским губернатором, в 1819 г. - сибирским генерал-губернатором. Был инициатором проведения административных реформ в Сибири. В 1821 г. возвращен в Петербург, назначен членом Государственного совета и Сибирского комитета, управляющим Комиссией по составлению законов. К этому времени Сперанский стал сторонником неограниченной монархии. Он был составителем манифеста 13 декабря 1825 г. о восшествии на престол императора Николая I, членом Верховного уголовного суда над декабристами. С 1826 г. фактически возглавлял 2-е отделение Собственной Е.И.В. Канцелярии, осуществлявшей кодификацию законов. Под его руководством были составлены Полное собрание законов Российской империи в 45 тт. (1830 г.), Свод законов Российской империи в 15 тт. (1832 г.) и др. В 1820-1830-е гг. Сперанский был членом ряда важнейших государственных комитетов; он преподавал юридические науки наследнику престола (будущему императору Александру II), с 1838 г. Сперанский - председатель департамента законов Государственного совета.}

По сообщению А.А. Дмитриева: «Прибыв из Нижнего Новгорода в Пермь 23 сентября, М.М. Сперанский остановился в отведенной ему квартире в доме купца Ивана Никол. Попова на берегу Камы, против набережной площадки ныне известной в народе под кличкой «Загона» [ныне сквер им. Решетникова]».

Губернская администрация в лице губернатора Гермеса и его жены, пользовавшейся большим влиянием на управлении губернией, чинили Сперанскому ряд притеснений, возбуждая против него население города. По свидетельству летописца Перми Ф.А. Прядильщикова, основывавшегося главным образом на воспоминаниях современников, Сперанский «был принят жителями высшего класса крайне холодно, были нанесены и уже и оскорбления от черни и воспитанников гимназии. Госпожа Гермес, имевшая влияние на губернские дела, особенно старалась стеснить изменника».

Не ссылаясь на новые источники, А.А. Дмитриев позднее писал о пребывании Сперанского в Перми: «Губернатор только по имени был начальником губернии, все важнейшие дела он предоставлял решать своему секретарю, отчасти и другим чиновникам по принадлежности дел, а мелкие - супруге своей Анне Ивановне». «По мысли строгой барыни в переднюю Михаила Михайловича [Сперанского] были посажены дневные будочники, городничему с частными приставами вменено в обязанность посещать без церемонии во всякое время квартиру ссыльного и о том, что они там увидят рапортовать, кому следует, то есть губернаторше». На вопрос одного близкого человека, с какой целью наряжаются будочники, ее превосходительство дала такой ответ: «А так себе, пускай временщик, при виде солдата поймет, что его роль кончена!». Сам же Гермес, «положившись в таком щекотливом деле на авторитет своей супруги, лично отнесся довольно безучастно к положению великого ссыльного».

Отставка и опала Сперанского были уступкой Александра I консервативным слоям русского дворянства, смертельно боявшимся тем реформ, которые тот предлагал. Недаром они праздновали ссылку Сперанского как «первую победу над Бонапартом». Вероятно, в числе людей, негативно относившихся к этому государственному деятелю, был и пермский губернатор Б.А. Гермес. Вдобавок, Сперанский был выслан из Нижнего Новгорода в Пермь по строгому предписанию Александра I, который писал графу П.А. Толстому, имевшему в Нижнем Новгороде особые полномочия от царя: «Отправить сего вредного человека под караулом в Пермь с предписанием губернатору от моего имени, иметь его под тесным присмотром и отвечать за все его шаги и поведение». Разумеется, и полицейский, сопровождавший Сперанского в Пермь, привез не менее строгое предписание, которое буквально и выполнял губернатор.

О жизни Сперанского в Перми сохранилось свидетельства людей, лично общавшихся с ним во время его пермской ссылки, впоследствии они стали основой для специальных исторических исследований библиографов Сперанского или темой отдельных сообщений о жизни Сперанского в Перми. Со дня своего приезда в Пермь, - по сообщению первого библиографа Сперанского барона Корфа, - три недели Сперанский жил на квартире в доме Ивана Николаевича Попова. Иван Николаевич Попов был «купец из тамошних уроженцев Прежде человек богатый, он по стечению разных обстоятельств, разорился и от своего прежнего избытка сохранил только порядочный дом, в котором, как одном из лучших в городе, обыкновенно отводились квартиры для проезжающих через Пермь значительных лиц». 23 сентября 1812 года, в 8-м часу вечера, к Попову явился городничий и от имени губернатора Гермеса просил приготовить комнаты для одного вельможи: «Дело было Попову не в редкость, и потому он даже не полюбопытствовал спросить, кого ждут, а распорядился только поболее осветить комнаты и поставить самовар. Через час приходит полицейский офицер узнать, готовы ли комнаты, и, найдя все в исправности, объявляет хозяину, что у него будет Сперанский. В то время у Попова сидели гости, секретари разных присутственных мест. Их и его крайне поразила эта неожиданность, по всеобщей тогда известности и имени Сперанского, и той опалы, которой он подвергнулся. Но самого Попова еще более поразило и вместе обрадовало, то обстоятельство, что он примет у себя, лицом к лицу, человека, которого в 1810 году, в шестимесячное свое пребывание в Петербурге, при всех стараниях, никак не мог увидеть.

Тогдашнее желание увидеть Сперанского родилось в нем не только от того, что в это время государственный секретарь был на верху славы, но и оттого что наш Пермяк, с самых молодых лет, питал к этой личности глубокое уважение. Оно было возбуждено близкими связями Попова с самыми разными лицами духовного происхождения в Вятке и в Перми. В Вятке жил товарище Сперанского по Александровской семинарии Шестаков, а в Перми находилось несколько родственников и учеников Словцова».

Далее следуют выписки из дневников самого Попова подлинными его словами: «При объявлении полицейским офицером вести посетители мои поспешили уйти, я стал ожидать с нетерпением необычайного своего гостя. Не ранее как в часу 11-м или 12-м ночи подъехала его коляска, в сопровождении нашего городничего и Нижегородского частного пристава Козлова, который привез его в Пермь. Встретив моего гостя на крыльце, я предшествовал по лестнице в верхний этаж дома, со свечою в руках.

Он был в сером фраке с двумя звездами [Сперанский до конца жизни, постоянно на фраке, носил две звезды, а при Владимирской, пока не получил первой степени, и крест на шее. Последний носил, он вне дома, даже при сюртуке], и при встрече, и на проходе держал себя неприступно; но войдя в комнаты, мгновенно сделался обворожительным; закидал мелочными вопросами о городе, его произведениях и пр. Откушав чай, и сперва отказавшись, но потом тотчас, же согласившись, чтобы наутро была приготовлена баня, он сказал: «Мы люди дорожные, нам бы нужны постельки».

«На другой день, - по свидетельству Попова, - откушав кофе, отправился Михайло Михайлович в баню; покуда он был в ней, помутился город любопытством; кто приходил, как бы его увидеть, другой узнать, в чем он приехал, иной - есть ли с ним человек, что он привез с собою, и т.п. Любопытство это было более от главных лиц в городе, для соображения как им себя вести и обращаться мать моя была приглашена к губернаторше и получила от нее совет и наставление убегать разговоров с Михайло Михайловичем, и то же самое намекнуто было и мне, через безмолвного с ним городничего».

«Простившись с ним [т.е. с приставом], - по свидетельству Попова, - Михайло Михайлович стал ходить по комнате. Мне пришло на мысль спросить: не угодно ли ему книг - и в то самое время, как я входил с реестром он встретил меня вопросом: нельзя ли ему где-нибудь достать книг? Можно сказать, что он обрадовался моему реестру, как самому дорогому подарку, и тотчас же отметил до двадцати нумеров из сочинений Виланда, фон Визина и других известных авторов, которые я через несколько минут и доставил. Тут он задержал меня у себя, отменно обласкав; подчивал вином и сам его испил; предложил свою приязнь и был очень откровенен и разговорчив до позднего вечера».

«В третье утро, - по свидетельству Попова, - по желанию его, я представил ему мою мать, сестру и трехлетнего племянника Потом попросил меня купить ему шляпу, но, выбрав, после из домашних, в 1-м часу отправился гулять, а, возвратясь, сказал: «Вот я с половиной вашего города познакомился, но едва ли буду более у вас прохаживаться; в Нижнем я много прогуливался, верст по тридцать я делал верхом.

Однакож на другой день он опять продолжал свою прогулку. Скоро я узнал, что в первую, школьники, вышедши из гимназии и встретясь с ним у гостиного двора, преследовали его и не только кричали «изменник», но и бросали в него землею.

После, когда переменились отношения и все в Перми его полюбили сам он, шутя, рассказывал: «Я любил ходить по такой-то улице и когда ни проходил мимо такого-то дома, дворня всякий раз в щели ворот встречала и провожала меня словом: изменник; наконец-то родилась мысль, да что же за неволя мне ходить именно по этой улице, и я переменил ее на другую». «В остальные дни сентября, - по свидетельству Попова, - он [т.е. Сперанский] делал свои визиты главным властям в городе; но едва ли кто его принял: по крайней мере, ни от кого не было взаимности».

«В 1-е число месяца [т.е. в начале октября], в праздник Покрова Богородицы, - по свидетельству Попова, - пригласил он [Сперанский] меня с собою в Богородицкую церковь, в которой служил сам архиерей Иустин, и где была вся наша знать и горожане. Отправились в больших дрожках. Лишь только стал он в церкви, к самому диаконскому амвону, в церкви забыли моление, зашептались повсеместно, сделался гул как бы базарный; заходили вперед и заглядывали в лицо до неблагопристойности; сам архипастырь расстроился и, по внутреннему ли убеждению, или в угождение публике, бросал грозные наказующие взоры. Но Михайло Михайлович, во все продолжение обедни, стоял неподвижно, ни на минуту не изменился в лице, ни пошевелился, ни на что, по видимому, не обращая внимания. Дождавшись выхода архиерейского, он один поехал вслед за ним и не только вошел к нему, но и остался у него обедать. Преосвященный так испугался этого нежданного и незваного посещения, что на другое утро со своим объяснением ездил не только к губернатору, берг-инспектору, вице-губернатору, но кажется и к прокурору. «Сперанский, - заявлял он всем, - насильно ко мне приехал и насильно остался обедать».

«Еще до выезда из нашего дома [т.е. в середине октября 1812 г.], - по свидетельству И.Н. Попова, - Михайло Михайлович расположился сделать вторые визиты. Мне это было больно, и, очень уже тогда сблизясь, я осмелился заметить: как же вы изволите ехать, когда никто не отдал вам первого посещения?» - «они здесь хозяева», - отвечал он. Но и на вторые его визиты ответа не было. Таким образом, до перемены обращения с ним в Перми, я один имел счастье быть его посетителем и, очень часто, собеседником».

Вообще, - по свидетельству современников, - в первое время в Перми у Сперанского был очень узкий круг общения: «Только три лица из среднего класса: хозяин первой его квартиры Попов, соликамский игумен Иннокентий и Д.Е. Смышляев отнеслись к Сперанскому почтительно и дружески, и заслужили навсегда его приязнь. Когда соликамского игумена, проживавшего в Перми по званию члена консистории, предостерегали, что он может повредить себе своими отношениями к Сперанскому, то он отвечал: «Мне монаху, что за дело до политики! Я вижу внимание к себе Михаила Михайловича и обязанностью христианина считаю воздавать ему за честь честью». Смышляев же, тогда еще не очень богатый человек, ссудил Сперанского без всяких залогов весьма значительною по тогдашнему времени суммой в 5.000 руб.; этого пособия Сперанский не забывал до самой своей смерти. Сперанский вел переписку со своим бывшим кредитором, которая, к сожалению, сгорела вместе с другими бумагами Смышляева при пожаре 14 сентября 1842 г.

Сперанский в этот период сильно нуждался в денежных средствах, во-первых, потому что никогда не имел их много; во-вторых, благодаря покупке дома в Нижнем Новгороде откуда он не предполагал, куда-либо, выезжать. Хотя ему была назначена пожизненная пенсия в 2000 руб., но выдача ее задерживалась пермской администрацией под самыми разными предлогами. Дело дошло до того, что Сперанский вынужден был занимать деньги у своей прислуги, и отдавал в залог свой орден, часы и другие ценные вещи.

Прожив около трех недель у Попова, Сперанский при всем благорасположении к хозяину, вынужден был приискать себе на зиму новую более теплую квартиру. «В исходе этого месяца [т.е. в конце сентября], - по свидетельству Попова, - благоугодно было ему приискивать, вместе со мной, другую квартиру. При этом намерении, он говорил мне со слезами на глазах: «крайне мне прискорбно с вами расстаться; но комнаты холодны, дует с Камы в окна: на улице я герой, какая бы, ни была стужа, а в комнате от холода с ума сойду; да и дом мал ваш мал для моей семьи, которую жду».

Три дня ему искали квартиру. Ему очень понравился, на краю города, большой одноэтажный дом Черкасова, с прекрасным садом; но нанять не мог: запросили 6.000 рублей, цену неслыханную в Перми, и все деньги за год вперед! Напоследок наняли другой поместительный дом, наследников купца Ипанова [в котором он жил до конца пребывания своего в Перми]. Перешел в этот дом Михайло Михайлович, помнится, в конце октября. Дом Ипанова находился на углу улиц Торговой (ул. Советская) и Верхотурского переулка (ул. Н. Островского), напротив главных железнодорожных мастерских (завод им. А.С. Шпагина, ныне ОАО Пермский мотовозоремонтный завод «Ремпутьмаш»). Дом этот также был большой каменный двухэтажный с балконом в проулок к «приюту». Этот дом, - по свидетельству А. Дмитриева, - еще в 1837 г. был сломан за ветхостью. Здесь Сперанский прожил до самого выезда из Перми, до окончания пермской ссылки.

Перемена квартиры, не освободила Сперанского от постоянного полицейского надзора, напротив ему были подвергнуты и родные Сперанского - дочь, теща и брат, приехавшие в Пермь 15 октября 1812 г. В конце 1812 г. Сперанский решился написать через министра полиции Балашова письмо на имя императора по поводу притеснений со стороны пермской администрации. Барон Корф и пермский историк А.А. Дмитриев в своих сочинениях дословно цитировали это письмо, свидетельствующее о тяжелом душевном состоянии изгнанника: «Среди всех горестей моих я не мог представить себе, чтобы Вашему Величеству угодно было попустить подчиненным начальствам, под надзором коих я состою, притеснять меня по их произволу. Между тем здешнее начальство признало за благо окружить меня не неприметным надзором, коего вероятно от него требовали, но самым явным полицейским досмотром, мало различимым от содержания под караулом». В конце своего письме Сперанский просил защиты от произвола губернской администрации. Министр полиции в точности исполнил просьбу Сперанского, представив его жалобу на благоусмотрение императора. 6 декабря 1812 г. он отписал Сперанскому в Пермь, что «Государю Императору угодно было определить на содержание ваше 6000 рублей в год. Я к сему присовокупить должен, что на точнейшее изъяснение образа поступков г. губернатора, ему ныне же подтверждено, дабы Высочайшая воля вполне и не далее пределов ею означенных, была исполняема».

Несколько другую версию событий, описал А.Ф. Прядильщиков. Спустя некоторое время, чиновники пермского губернского правления предостерегли губернатора Гермеса, что он может подвернуться ответственности за действия своей супруги и посоветовали ему, по крайней мере, запросить: «как должно разуметь личные права, состоящего под строгим присмотром Сперанского». На представление губернатора министр полиции Балашов ответствовал очень лаконично: «разуметь сосланного государственного секретаря, как тайного советника». Такой ответ смутил все пермские власти. Мгновенно исчезли будочники и прекратились посещения городничего и частных приставов. Губернатор спохватился, какой сделал он промах под влиянием своей супруги, и вздумал загладить свою вину, но не прямым своим извинением пред оскорбленным, а хитрою уловкой. Дождавшись первого высокоторжественного праздника, он со своими старшими чиновниками в полной форме явился к Сперанскому с поздравлением. «Михаил Михайлович, - по сообщению одного из этих чиновников, - принял нас очень просто; он сидел за письменным столом в шлафроке. На поздравление наше он ответил, едва поднявшись со стула легким наклоном головы. Чувство стыда смешалось в нас с чувством страха». Таким образом, закончились явные оскорбления, которым подвергался Сперанский в течение первых трех месяцев пребывания в Перми, кончились и его материальные затруднения. Впоследствии Сперанский, ни словом, ни делом не обнаруживал своего неудовольствия или холодности в отношениях с местным обществом, принимая активное участие в общественных и даже семейных собраниях, как давнишний пермяк.

В начале 1813 г. Сперанский написал новое письмо на имя Александра I , в котором он, - по выражению А.А. Дмитриева, - в откровенных, сильных, энергичных словах оправдывается перед монархом в возводимой на него клевете и просит у него одного блага - «свободы и забвения этой клеветы». Письмо, отправленное с дочерью М.М. Сперанского, было вручено Александру I. Однако письмо осталось без последствий. Из этого Сперанский сделал вывод, что правительство, облегчив с внешней стороны его положение как ссыльного, не сняло с него опалы. Несколько лет он еще находился в подозрении, за ним продолжали следить, но не явно как на первых порах в Перми, а неприметно, тайно.

В Перми Сперанский очень сильно изменился. По сведениям, сообщенным бароном Корфом, он отказался от некоторых своих привычек: перестал употреблять кофе, вино, табак ляферм, все что любил и все что относил к прихотям, от всего отвык, как будто делал над собой испытание; полюбил простую бескомфортную жизнь и уединение; читал «журналы, пробегая их для одних часто появлявшихся тогда, статей митрополита Евгения, которого разумел первым у нас историком, и еще для чтения сочинений архимандрита Филарета, позднее митрополита Московского»; стал чаще посещать церковь; переписывался со своим другом Словцовым, жившим в Тобольске и начал переводить известное сочинение Фомы Кемпийского «О подражании Христу».

Обыденную домашнюю жизнь Сперанского подробно описал хозяин его первой квартиры Иван Николаевич Попов в особой записке, написанной по просьбе биографа Сперанского барона Корфа, который напечатал эту записку в своем сочинении. «Живя в нашем доме он [т.е. Сперанский], - по свидетельству Попова, - вставал в 7 часов утра, тотчас же кушал чашку кофе без сливок; до 9-ти проводил время в чтении.

Читал он в Перми больше все богословские сочинения; в порядочной семинарской библиотеке не осталось ни одной книги, им непрочитанной, с величайшим вниманием и большей частью с составлением для себя выписок; одну желал купить и даже предлагал за нее 500 руб., когда денежные средства его вновь увеличились. Но архиерей не уступил.

«В прежнее время, - сказал по этому случаю Михайло Михайлович, - просьбу сою сочли бы приказанием». Через некоторое время, будучи назначенным губернатором в Сибирь, Сперанский при проезде через Пермь, снова стал домогаться этой книги Biblia polyglotta, и тогда Иустин, подарил ему эту книгу. Сперанский отдарился в свою очередь, потом через посредника, золотой табакеркой.

В 9 часов Сперанский, - по свидетельству И.Н. Попова, - кушал с хлебом пять яиц всмятку, одни желтки, и выпивал порядочную рюмку портвейну; до 1-го опять читал, с 1-го до 2-х прогуливался, в 2 обедал; подавалось только три блюда: суп, та или другая вареная рыба, и жаркое; за столом выпивал до двух рюмок портвейну; после обеда всегда подходил к окну и благоговейно, кратковременно, незаметно обращал свой взор на небо: это, по-видимому, была его молитва. Потом я играл с ним две игры в шашки, что продолжалось с полчаса; далее он занимался чтением; в 8 часов, однакож не всегда, пил пунш с вином и ходил по комнате, всегда почти со мною, до расположения своего в постель.

Это время, - по свидетельству И.Н. Попова, - было собственно для меня истинно благодатное, обворожительное, назидательнейшее; я был, как слушатель лекций умнейшего из профессоров по всем знаниям человеческим; много было и важных рассказов о событиях и знаменитых людях; многое было мною записано, но, к несчастью, все эти записки в 1836 г., во время пожара, в доме, где я жил в Черноречицком заводе, сгорели».

Михайло Михайлович [Сперанский], - по свидетельству И.Н. Попова, - крайне точно и строго выполнял свое время: часы всегда были перед глазами; что в какую минуту предположено было делать, то и делалось [Такая точность сохранялась в Сперанском до конца жизни. Если он назначал кому либо свидание, или часы для работы с ним, то никогда не забывал и не заставлял себя ждать ни минуты, хотя бы сам был занят чем-нибудь другим, чего прежде не имел в виду]. Он говаривал: «Я рожден с самою ленивою натурою, но победил ее твердым выполнением своих правил». Однажды в самую дурную, несносную погоду не хотелось ему прогуливаться, очень не хотелось, колебался долго; наконец, быстро схватил свою шляпу, произнес: «Нет, надобно быть твердым в своих правилах», и отправился гулять. Во время своего пребывания в Перми Сперанский почти ежедневно отправлялся прогуливаться в предместье города - Слудку, таким образом, проходил Пермь по ул. Монастырской из конца в конец с востока на запад и обратно, сделав на Слудской набережной два-три тура, он обычно останавливался для отдыха напротив здания консистории и, опершись на трость, подолгу задумчиво глядел на Закамье.

По свидетельству историка пермской епархии Е.А. Попова, Сперанский обыкновенно отдыхал на скамейке, устроенной на берегу напротив здания семинарии. На этой скамейке, Сперанский однажды вырезал свою фамилию, и «эта скамья, - по свидетельству Е.А. Попова, - лет 15 затем оставалась памятником о нем».

В Перми Сперанский жил два года, вплоть до 19 сентября 1814 г., когда ему было разрешено покинуть место ссылки, с назначением пребывания его в имении в Великополье в Новгородской губернии. Второй раз Сперанский был в Перми в феврале 1821 г. проездом, возвращаясь из Сибири в С.-Петербург - «обедал у губернатора и навестил архиерея Иустина, старого своего знакомца».

Наследники Попова владели домом, по крайней мере, до начала 1830-х гг. В 1830-е годы дом занимал винный откупщик Иван Савельевич Данейкович, зять знаменитого в свое время харьковского миллионера и чуть не всероссийского винного откупщика Кузина. Данейкович был страстный охотник и держал стаю борзых собак штук в сотню, которых, ради сохранения легкости тела, держали постоянно впроголодь, за что они угощали соседей, не один раз в день, таким адским концертом, который можно было выносить разве только в силу привычки и безысходности положения. После Данейковича в доме жил тоже откупщик Игнатий Осипович Шемиот, женившийся в Перми на дочери совестного судьи Ивана Матвеевича Солодовникова, Анне Ивановне. В пожар (1842 г.) дом по сообщению Смышляева сгорел. Вероятно, после пожара 1842 года домовладение перешло во владение казны, и до начала 1920-х гг. использовалось для размещения в нем Пермской губернской почтово-телеграфной конторы. В 1856 г. в Пермской палате уголовного и гражданского суда состоялось громкое судебное разбирательство по «утайке корреспонденции» в Пермской губернской почтовой конторе, к которой оказался причастен учащийся Пермского уездного училища, в будущем известный писатель-демократ Ф.М. Решетников.

4 февраля 1917 г. Начальник Пермского почтово-телеграфного округа сообщил Начальнику Главного управления почт и телеграфов о необходимости постройки в Перми нового здания для почтово-телеграфных учреждений. Свою просьбу он мотивировал тем обстоятельством, что «в последние 5-6 лет деятельность Пермской почтово-телеграфной конторы и количество чиновников ее разрослись настолько, что существующие казенные здания конторы стали уже тесны для нее, и некоторые отделы почтово-телеграфной службы пришлось вывести из главного здания в пристройки». С 1912 по 1917 гг. штат Пермской почтово-телеграфной конторы увеличился на 92 человека. В этот период были приняты меры «к улучшению условий службы»: «расширялись служебные помещения за счет квартир чиновников (начальника конторы и его помощника), предпринимались разные переустройства в расположениях служб». И все же недостаток места, скученность чинов и приходящей публики, недостаток света в некоторых помещениях, остались, и устранить их в существующем здании, без увеличения его размеров, нельзя». Вместе с тем и оставаться в таких условиях тоже невозможно и потому необходимо или расширить главное здание путем полного капитального переустройства его, или вывести некоторые отделы в наемные помещения». Наем нового помещения для размещения отделов конторы был признан нежелательным по причинам нарушения «единства действий учреждения» и ухудшению надзора за отделами». Кроме того, «благодаря увеличению населения и открытию в г. Перми и в окрестностях ее разных просветительских и культурных учреждений (университет, учительская семинария, частные и городские гимназии), коммерческих предприятий, фабрик, заводов, кинематографов и пр., цены на квартирные помещения по случаю крайнего недостатка их возросли «до неимоверных размеров». Поиск квартир был признан чрезвычайно трудной задачей, так что «квартиронаниматели вынуждены были прибегать к назначению премий в 100-150-200 руб. только за одно указание на сдающееся помещение». Таким образом, поиск новой квартиры для учреждения, «особенно значительной по площади» был признан совершенно невозможным, так как все «более или менее подходящие помещения уже заняты и рассчитывать на их освобождение нельзя».

При этом были указаны примеры поиска квартиры для размещения, предполагавшегося в Перми контрольного (сортировочного) пункта для корреспонденции в действующую армию, а также для центральной телефонной станции и управления округа - оставшиеся «бесплодными, несмотря на содействие полиции»: «В каком виде разрешится вопрос по найму помещения для центральной станции и управления округа пока и предвидеть нельзя, и вероятно, придется согласиться на условия настоящего домохозяина Управления округа Камчатова, который выпрашивает за занимаемые у него управлением округа помещения в 3 раза дороже чем, прежде, центральную телефонную станцию пока оставить в прежнем помещении». В виду окончания 1 апреля 1917 г. срока аренды домовладелец Камчатов назначил за занимаемые помещения управления округа - 13600 руб., при этом занимаемое управлением округа помещение было «до невероятности тесно и оставаться в нем без добавления площади совершенно невозможно, а за добавочное помещение в том же доме Камчатов назначает 10200 руб.».

Таким образом, наем помещения для управления округа на следующий контрактный срок обошелся бы казне в 23800 руб. в год, а с учетом стоимости аренды остальных помещений до 28190 руб., не считая расходов на отопление. При этом за квартиры в частных домах Пермская почтово-телеграфная контора ежегодно платила: за помещения для управления округа - 4300 руб., для телефонной станции - 1200 руб., за квартиру начальника пермской почтово-телеграфной конторы - 850 руб., его помощника - 840 руб., для начальника телефонной сети - 660 руб., главного механика - 840 руб., а всего 8690 руб.

При этом при каждом заключении контрактов на новые сроки, как правило, всегда увеличивались арендные цены «по опыту прежних лет можно считать, что через 5-6 лет арендные цены увеличатся, по крайней мере, на 50% и составят уже сумму 44985 руб., каковые через 10 лет, составят около 500 тыс. руб., - «сумму почти достаточную для постройки собственного здания, вполне приспособленного к потребностям службы и могущего вместить с запасом на развитие все перечисленные учреждения и квартиры».

К началу 1917 г. служебные помещения конторы занимали следующую площадь в здании по ул. Обвинской, 1: В первом этаже главного здания почтовые отделы: 1) операционный зал по приему и выдаче страховых отправлений с 8 кассами для приема и выдачи корреспонденции и вкладов государственной сберегательной кассы; 2) отдел приготовления (заделки) и разборки страховых почт (разделка), помещение особенно тесное и неудобное; 3) кладовые: посылочная, денежных ценностей, для ночных почт, для не розданной корреспонденции; 4) заделки и разделки кожаных вещей, помещение в настоящее время сплошь заваленное посылками партионными и в действующую армию, а всего - 48,5 кв. саж.; остальное - лестницы, прихожие, отхожие места.

Во втором этаже этого же здания, площадь которого составляла 66,5 кв. саж., были расположены следующие отделы и службы: телеграфный отдел: 1) первый аппаратный зал, в котором расположено 20 аппаратов Морзе, 1 (4 кр.) Бодо, 2 аппарата Юза. Предстоящая постановка нового аппарата Бодо (4-х кр.) и аппаратов Морзе должны были окончательно заполнить зал, почти не оставив в нем достаточных проходов. Второй аппаратный зал вмещал 7 трансляций Уинстона (1 запасная), 2 стола для ремингтона и механики и шкаф, при этом предстоящая установка в нем еще 2 трансляций оставляла проходы «достаточные только для того, чтобы протиснуться между аппаратами». 2) приемная для телеграмм в две кассы и тут же экспедиция и справочный отдел. 3) канцелярия, вмещающая небольшую высокую конторку, два обыкновенных канцелярских стола и шкаф, остается лишь тесный проход; 4) в кабинете начальника конторы помещался стол, 2 шкафа и три стула; 5) отдел продажи знаков оплаты и гербовых, приема и выдачи заказной корреспонденции, приема льготных писем и выдачи отправлений до востребования, с абонементным шкафом с полутемным помещением для публики; постановка дополнительного абонементного шкафа в отделе была невозможна за отсутствием места; 6) две комнаты для дежурных, они же и раздевальные, так как особой шинельной вовсе не имеется; комнаты эти сплошь заставлены столами, кушетками и в остающихся проходах разойтись двоим невозможно; остальное было занято уборными и лестницами.

В каменном флигеле располагались: в 1 этаже - аккумуляторная, машинное отделение и мастерские управления округа и конторы; во втором этаже (в помещении быв. квартиры начальника конторы) находились: разборочная простой корреспонденции для письмоносцев и для корреспонденции из действующей армии. Помещение, вмещающее ежедневно до 65 человек было чрезвычайно тесное. В остальных деревянных постройках располагалась: школа управления округа, столовая для чинов, помещение для дежурных рассыльных, квартира унтер-офицера почтальонской службы. Все помещения были «до невозможности тесны, неудобны, загромождены, с примитивной, и притом недостаточной вентиляцией, полутемные, антигигиеничные», требовали немедленного расширения и переустройства, что было возможно лишь путем постройки на этом месте другого здания.

По финансовым соображениям было признано необходимым постройка одного здания, в котором были бы сосредоточены «все главные почтово-телеграфные учреждения Перми, т.е. почтово-телеграфная контора, телефонная станция, управления округа и квартиры администрации, по типу железнодорожных, службы, которые, связанные одна с другой, располагаются в одном или в рядом стоящих зданиях, достигающих, поэтому громадных размеров». Постройка нового здания должна была «окупиться в течение первых 15-20 лет». При этом ведомство получало новое удобное здание, и избавлялось «от произвольного повышения цен квартиродателями, которые никакими законами не ограничиваются и при отсутствии конкуренции руководятся только своими желаниями».

Постройка собственного здания ведомством для г. Перми была названа более удобной и выгодной, так как не требовалось покупки земельного участка для строительства, усадебное место, принадлежащее ведомству по своим размерам (1767,07 кв. саж.) - «может вместить не одно такое здание без малейшего ущерба для свободного движения».

26 мая 1917 г. Пермская городская управа сообщила начальнику Пермского почтово-телеграфного округа о том, что бывший начальник округа инженер Ефимов еще до войны «вел предварительные переговоры с Городской управой относительно постройки городским управлением в центре города здания с представлением части его для нужд округа и Почтово-телеграфной конторы на известный период, при чем арендная плата за помещение вносится Округом вперед, в виде ссуды, на постройку здания». Городская управа, которая в 1917 г. начала работу по составлению проектов городских зданий, обратилась с предложением «воспользоваться строительной программой города, указать условия выдачи городу ссуды и квадратуру необходимых помещений». 1 июня 1917 г. управление Пермского почтово-телеграфного округа сообщило, что «в проектируемом городом к постройке здании почтово-телеграфному ведомству желательно было бы иметь помещения: для управления округа, для квартир начальника округа, помощника, главного механика и делопроизводителя, почтово-телеграфной конторе и квартир начальника конторы, помощника унтер-офицера всего 754 кв. саж. и для складов - 90 кв. саж.».

Приступить к постройке здания для размещения в нем «почтово-телеграфной конторы, телефонной станции, управления округа и некоторых квартир для административных лиц» предполагалось немедленно после окончания войны. Постройка здания в военное время ввиду «невероятной дороговизны всех без исключения строительных и технических материалов, и рабочих рук» была названа абсолютно недопустимой, но «по окончании войны, когда жизнь войдет в свое нормальное русло», постройка собственного здания для учреждения и квартир чиновников была названа первоочередной задачей. План строительства нового здания предполагал: «Для удобства и во избежание излишних затрат на аренду и переход на время стройки в частные помещения было бы возможно построить сначала одно крыло по Монастырской улице, а затем по переноске служб в него, сломать негодное угловое по Обвинской улице и на их месте построить другое крыло».

28 июня 1917 г. Министерство почт и телеграфов Временного правительства сообщило Начальнику Пермского почтово-телеграфного округа, что «вопрос о постройке нового здания для почтово-телеграфных учреждений в г. Перми, временно отложен».

Во время гражданской войны деятельность Пермской почтово-телеграфной конторы прерывалась военными действиями. 22 декабря 1918 г. Коллегия Пермской почтовой конторы Народного Коммисариата почт и телеграфов РСФСР предложила заведующему Пермским почтово-телеграфным отделением «закрыть отделение, имущество, предназначенное эвакуации, ценности, документы доставить в почтовую контору; сами вы со штатом должны явиться в почтовую контору, где будете временно причислены к штабу; телеграфный и телефонный аппараты сдайте в Окружной склад». В тот же день заведующий управлением сообщил всем почтово-телеграфным учреждениям города Перми о том, что им необходимо выдать «эвакуирочное пособие служащим, подлежащим обязательной эвакуации, семейным в размере месячного оклада, одиноким в размере полумесячного оклада, а остающимся содержание за две недели вперед со дня эвакуации».

4 июля 1919 г., непосредственно после занятия Перми войсками красной армии Уполномоченный по восстановлению деятельности Управления почтово-телеграфного округа г. Перми сообщил об осмотре им помещений конторы и оказавшегося в наличности имущества и личного состава конторы «всех служащих конторы осталось 96 человек, из них 30 чиновников, 51 почтальон, 6 сторожей, монтеров 1, кандидатов 5, начальников почтовых отделений 2, шорников 1, по количеству оставшихся чинов и их специальностей открыть [деятельность конторы] по всем операциям не представляется возможным ».

В 1920-е гг., согласно карточке общего регистрационного списка муниципализированное домовладение по ул. 25 Октября № 1, находилось в ведении Пермского Местного Хозяйства, и по договору было занято Биржей Труда. «На углу улицы Трудовой и 25 Октября находится здание биржи труда, где происходит организованное распределение рабочей силы по заявкам учреждений и предприятий, при чем Перми, как узловому и перевалочному пункту, приходится фактически обслуживать район, далеко выходящий за пределы округа». Общая площадь владения составляла 1764,0 кв. саж.: под строениями занято 405,98 кв. саж., под двором - 385,69 кв. саж., под садом - 376,0 кв. саж., под огородом - 36,98 кв. саж. пустопорожнее - 559,35 кв. саж. Домовладение освобождено от уплаты земельной ренты на основании п.6 ст. 3. Пост. ЦИК СССР от 12.11.1923 г. и п.6 ст.2. пост. СНК СССР от 29.05.1924 г. Согласно описанию домовладение состояло из следующих строений: 1. двухэтажный каменный дом под железной крышей фасадом на улицу, 1а. одноэтажный каменный пристрой к дому под железной крышей и 1в одноэтажная каменная кладовая под железной крышей - занятые Биржей Труда без заключения договора.

В ведении ПМХ находились: 2. двухэтажный каменный под железной крышей фасадом на улицу флигель (жилой); 3. одноэтажный каменный под железной крышей (фасадом на улицу флигель (жилой); 3а одноэтажный деревянный под железной крышей фасадом на улицу флигель (жилой); 3б одноэтажный деревянный под деревянной крышей чулан; 3в одноэтажные тесовые под деревянной крышей сени; 4. одноэтажный деревянный под железной крышей фасадом на улицу флигель, 4а одноэтажные тесовые под железной крышей сени, 4б одноэтажные тесовые под железной крышей сени; 5. одноэтажный каменный под железной крышей склад; под №№ 6 и 7 службы одноэтажные деревянные под железной крышей; 7а - тесовый сарай под железной крышей и 8. одноэтажный деревянный флигель под железной крышей. Дома были заняты квартирами рабочих и служащих.

В 1930-е гг. здание, в связи со строительством в Перми судостроительного завода в Нижне-Курьинском затоне, было занято судостроительным техникумом. 9 мая 1933 г. комиссия в составе представителей отдела В.О. Водного транспорта, дирекции Пермского судостроительного техникума, дирекции Пермского Индустриального техникума и У.Н.И. Горсовета Перми составили акт на предмет освидетельствования, произведенных судостроительным техникумом работ по ремонту здания по ул. 25 октября и Трудовой № 1/15. При рассмотрении вопроса о передаче отремонтированного здания 17-му отделу В.О. Водного транспорта комиссия пришла к следующему заключению: «количество и качество произведенных судостроительным техникумом работ в 1930 и 1931 гг., установить невозможно, вследствие последующих ремонтов, произведенных 17-м отделом В.О. Водного транспорта в 1932 и 1933 гг.» По поводу дальнейшего использования здания решено заключить договор аренды с отделом Водного транспорта «с момента занятия такового».

20 мая 1993 г. решением Малого Совета Пермского облсовета здание было принято на государственный учет как памятник истории (областного) значения «Дом Н.И. Попова, где в сентябре - октябре 1812 г. жил в ссылке М.М. Сперанский». В 1990-е гг., в здании находилась первая в Перми Пермская товарно-сырьевая биржа.

1 сентября 1995 г. постановлением администрации г. Перми № 1876 было дано разрешение об обмене нежилых помещений в здании по ул. 25 Октября, 1 на жилые: в соответствии с учредительным договором о создании АО «Пермская Товарная биржа» / 25 декабря 1990 г./ и преобразовании ее в АО «Пермскую финансово-производственную группу» в виде исключения произведен обмен не жилых помещений площадью 707 кв.м. в здании по ул. 25 Октября, 1 на равноценную площадь в виде жилых квартир.

20 ноября 2000 г. распоряжением Главы г. Перми № 3285-р на основании ст. 37 ЗК РФ и документов о продаже ОАО «ПФПГ» недвижимого имущества по ул. 25 октября, 1 / договор купли продажи от 19 сентября 2000 г./ земельный участок городских земель по ул. 25 Октября, 1 предоставлен в аренду сроком на 15 лет Э.А. Вартановичу.

В 2008 г. выдано свидетельство о государственной регистрации права на 2-х этажное здание лит. А (общая площадь 714,5 кв.м.) по ул. 25 Октября, № 1 фирме ООО «ПГС-Лизинг» согласно договору купли продажи от 25 июня 2007 г. и дополнительного соглашения от 2 июня 2008 г., а также на земельный участок общей площадью 725,07 кв.м.

Гайсин О.Д.

Источники и литература.

Прядильщиков Ф.А. Летопись губернского города Перми. 1781-1844. - Пермь, 1883. - С.17.

Дмитриев А.А. очерки по истории города Перми. - Пермь,1889. - С.164-177.

Н.П. Ерошкин. Сперанский. / Большая Советская энциклопедия. - Т. 24. - Изд. 3. - М., БСЭ. 1976. - Стб. 912-913; Корф М.М. Жизнь графа Сперанского. Т.1 и 2. - СПб., 1861; Чернышевский Н.Г. Русский реформатор (рецензия на книгу князя М. Корфа). Полн. собр. соч., Т.7. - М., 1950; Довнар-Запольский М.В. Политические идеалы М.М. Сперанского. - М., 1905; Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. - М., 1957; В. Семевский. Сперанский. /Энциклопедический словарь. - Т. 61. - Репринтное издание Ф.А. Брокгауз и А.И. Ефрон. 1890. - М., 1992. - С. 188-192; Южаков С.Н. Сперанский его жизнь и общественная деятельность. С портретом М. Сперанского гравированном в Лейпциге М. Геданом. / Дашкова. Суворова. Воронцова. Сперанский. Канкрин. Жизнь замечательных людей. Библиографическая библиотека Ф. Павленкова. - 2-е изд. - Челябинск, 1998. - С.315-399, библиограф.; Чибиряев С.А. Великий русский реформатор. Жизнь, деятельность, политические взгляды М.М. Сперанского - М., 1989. - 213 с.; Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. Исторический портрет М.М. Сперанского. - М., 1991. - 33 с.;

Барон Корф. Жизнь графа Сперанского. - Т.1. - СПб., 1861. (О пребывании Сперанского в Перми - с. 26, 63, 113); Жизнь графа Сперанского. - Т.2. - СПб., 1861. (О пребывании Сперанского в Перми - с. 66-93, 179, 191, 254); А. А. Дмитриев. Пребывание Сперанского в Перми. // Русский вестник. Изд. М. Каткова. - Т. 82. - Август. 1869. - С. 744-749; Е. А. Попов. М.М. Сперанский в Перми. - Пермь. 1879. - 33 с.; И.В. Вологдин. Сперанский в ссылке в Перми. // Пермские епархиальные ведомости. - 1882. - Отд. неофиц. № 22. - С. 253-254; А.А. Дмитриев. Очерки из истории губернского города Перми с основания поседения до 1845 года с приложением летописи города Перми с 1845 до 1890 года. Первый опыт краткого изложения истории города Перми. - Пермь, 1889. - С. 164-176; кое-что о пребывании Сперанского в Перми. // Памятная книжка и адрес-календарь Пермской губернии на 1891 год. - Пермь, 1890. - С. 70-74; Сперанский. Пермские письма Сперанского к Александру Павловичу. // Русский архив. - 1892. - кн.1; Константинский М.А. Сперанский в Перми. / Русская старина. - 1893. Ноябрь. - С. 335-340; Красноперов Д. Поднадзорный министр [М.М. Сперанский в Перми в 1812 г.].// Молодая гвардия. - 1977. - 2 марта; Базиянц А.П. Из архива Лазаревых. Очерки. - М., 1982. (О пребывании М.М. Сперанского в Перми - с. 13-14); Никитин А. «Он рассказал мне о своем изгнании». К разгадке пушкинской ремарки о Сперанском [о Сперанском в Перми]. // Урал. - 1982. - №1 - С. 156-157; «Тайны письмена». [О пермском периоде Сперанского].//Никитин А.Г. Секретная рукопись Пушкина. - М., 1992. - С. 124-139; Коробейников В. Место страданий и духовного величия [о пребывании Сперанского в ссылке в Перми]. // Вечерняя Пермь. - 1992. - 21 апреля с портретом; Чибиряев С.А. Великий русский реформатор. Жизнь, деятельность, политические взгляды М.М. Сперанского - М., 1989. (о ссылке Сперанского в Ниж. Новгород и Пермь - с. 98-107; о пермском письме М.М. Сперанского к императору Александру I - с. 153-187); Перескоков Л.В. Сперанский М.М. // Материалы по Пермской области к уральской исторической энциклопедии. - Вып.2. - Пермь, 1998. - С.73-74; Семенов В.Л. Пермская одиссея графа М.М. Сперанского. - Пермь, 2006. - 170 с., библ. С. 163-169.

О постройке нового здания для почтово-телеграфных учреждений в г. Перми. 4 февраля - 6 июля 1917 г. // ГАПК. Ф.45. Оп.1. Д.84.

Дело с приказами по войскам 3-й армии Восточного фронта. октябрь 1918 г. // ГАПК. Ф.45. Оп.1. Д.51. Л.2-3 об.

Дело с документами по эвакуации. 17-29 декабря 1918 г.// ГАПК. Ф. 45. Оп.1. Д. 47. Л.10.

Дело о восстановлении деятельности Пермской почтово-телеграфной конторы. 4 июля-25 сентября 1919 г. // ГАПК. Ф. 45. Оп. 1. Д. 96. Л. 2-2 об.

Вл. Чижов. Пермь в экскурсиях. Опыт изучения города экскурсионным путем. Справочник для руководителей приезжих экскурсий, экскурсантов и туристов. - Пермь. Пермская окружная экскурсионная станция,1926. - С.12.

Архив ФГУП «ЦТИ». Правовое дело по ул. 25 Октября, 1. № 5976.

Памятники истории и культуры Пермской области. Т.2. Памятники истории, архитектуры и искусства. - Пермь. Арабеск, 1993. - С.23.